Риторика 3

Идеал древнерусской риторики

Русь X—XII вв. имела прямые связи с Византией — наследницей греческой античной культуры — до ее завоеванияОсманской империей в середине XV в. Она поддерживала прочные связи и с европейскими странами, принявшими культуру Римской империи.

История риторики изучена мало; это отмечал крупнейший мыслитель в России XX в. знаток риторики А. Ф. Лосев. Рассмотрим характерные особенности древнерусской риторики.

1. Оратор — лицо известное: церковный деятель, князь, воевода. Эмоции оратора управляются верой, убеждениями. Компетенция, знания ценятся превыше всего; язык — яркий, цветистый.

2. Оратор всегда выражает твердую позицию. В речах почти всегда содержатся поучение или призыв, нравственные установки; критика вводится в виде сожаления или даже плача.

3. Оратор отстаивает истину, свое понимание справедливости.

4. Огромное внимание уделяется этике общения: прослеживается высокое уважение к человеку, выступающему с речью. Оратор уважает мнение адресата. Народ выражает уважение не только к личности оратора, но и к самому слову, мудрому и красивому.

5. Оратор тщательно готовится к выступлению: сам факт сохранения речей, их многократного копирования свидетельствует об их ценности.

6. Композиция речей, посланий, поучений отличается четкостью, ясностью. В «Слове о Законе и Благодати» митрополит Иларион выступает с речью при дворе Ярослава Мудрого. Речь щедро украшена обращениями, восклицаниями, антитезами, параллелизмами и другими фигурами. Она богата иносказаниями, аллегорична. Мысль ясна, высоко чувство меры. По мысли оратора, единение произойдет не только через силу государства, но и через язык, через христианское мировоззрение.

7. В речах древних ораторов подкупает доброта, кротость и смирение, благодарность, восторг перед красотой мира, вера в божественную природу мудрого и прекрасного слова, в силу и действенность красноречия. Высоко оценивается и жанровое разнообразие этих выступлений: ораторские речи, обращение князя к воинам, жития святых, поучения, письма, исторические повествования.

Так в русской культуре со времен первых литературных памятников и, во всяком случае, до 1917 года ценилась и считалась прекрасной, прежде всего, такая речь, в которой сочетались в гармоническом единстве:

мысль, смысловая насыщенность, устремленность к истине;

этическая задача, нравственная устремленность к добру и правде;

красота, понятая не как украшенность, красивость, а как целесообразность, функциональность, строгая гармония»

Справедливость этого тезиса доказывается А.К.Михальской по отношению к речевой культуре Древней Руси в первой главе книги «Практическая риторика и ее теоретические основания» (Михальская, 1992). Здесь, наверное, необходимо выделить понятие риторического идеала и определить его, как «образ» или «образец» хорошей речи, существующий в сознании ритора (продуцента). Именно этот риторический идеал, в котором истина и мысль главенствуют как основные принципы речи, в котором добро и правда не менее важны и в котором красота речи понимается как ее гармония и порядок, — этот идеал речи унаследован и полностью воспринят русской словесной культурой.

Как и почему связаны риторика и демократия. Что имеют в виду, когда говорят, что риторика – дитя и условие демократии.

Классическая афинская демократия формировалась в конце VI—начале V в. до н.э. усилиями прославленных реформаторов родоплеменной общины Солона, Клисфена, Эфиальта. Создание неизвестного доселе государственно­го устройства было делом нескольких поколений и проходило на фоне напряженной социальной борьбы.

Классическая афинская демократия формировалась в конце VI—начале V в. до Главным демократическим достижением Афин и древние, и ны­нешние историки продолжают считать правовое устройство государства. К началу VI в. до н.э. жители Аттики, как и прочие греки, страдали от произвола евпатридов (знати), превыше всего ценив­ших благородство происхождения и уровень благосостояния. Родо­вая аристократия имела свой совет — Ареопаг, который решал все вопросы — от государственных до уголовных. Постановления Арео­пага принимались согласно устно передаваемой традиции, вне писа­ных законов. Большой победой афинского демоса стала запись за­конов, произведенная архонтом-фесмофетом Драконтом. Аристо­крат Драконт сделал вынужденную уступку требованиям народа, прослышавшего о справедливости, царящей в Локриде — области в Центральной Греции, где некий Зелевк записал законы и стал тво­рить суд в соответствии с записью как над аристократами, так и над «подлым народом». Примеру Зелевка последовали Харонд из Катаны, Фидон из Аргоса и Драконт, чьи законы, впрочем, вошли в поговорку как символ жестокости (драконтовы меры). С реформой Драконта жалобы Гесиода на «царей-дароядцев» прекратились.

При Солоне в Афинах был создан суд присяжных, или гелиэя — демократи­ческий верховный суд, судьей в котором мог быть любой гражданин Аттики вне имущественного ценза, достигший тридцати лет. Смотря по важности дела, судейские заседатели избирались жребием по 201, 401 и 501, а в особо важных уголовных процессах — 1001, 1501 или 2001 судье. Однако Солонов суд не имел современных институтов прокуратуры, следствия и защиты. Обычно обвинителем выступал сам потерпевший, в рассказе которого излагались мате­риалы дела (т.е. выполнялись функции следствия). В случае смерти потерпевшего или иной причины, делавшей невозможным его вы­ступление в суде, по законам Солона мог выступить «всякий же­лающий», то есть родственник, друг или просто гражданин, ратую­щий за справедливость. Позднее эта мудрая идея, базировавшаяся на идеале гражданственности и благозакония, выродилась в форму доносительства. Функции защиты выполнял сам обвиняемый, и только позднее — наемный оратор. Убедительность и логичность речи, естественность и благородство поведения, умение разжалобить судей имели немаловажное значение. Отсюда возникло стремление блестяще го­ворить, умение держать себя на публике и представляющиеся нам наивными театральные приемы, позволяющие демонстрировать ра­ны, полученные при защите отечества, или многочисленных ижди­венцев, призывающих сжалиться над судьбой кормильца.

После заслушивания сторон путем тайного голосования без де­батов выносился приговор. Законы Солона навсегда определили правовой быт Афин. В обывательском сознании древних Афины на­вечно стали «городом адвокатов», а его граждане — «вечными сутя­гами». 600 лет спустя, во II в. н.э. Лукиан продолжал шутить: «Вся­кий раз, вглядываясь в Гетику, я замечал сражающихся гетов, когда же оборачивался на скифов, то видел их кочующими с кибитками. Слегка переведя взгляд в сторону, я мог наблюдать обрабатываю­щих землю египтян; финикийцы путешествовали, киликийцы со­вершали разбойничьи набеги, лаконяне сами себя бичевали, афиня­не судились». Несмотря на шутки, уже современникам Солона ста­ло ясно, что демократический строй немыслим без существования развитой юридической системы — одного из важнейших гарантов прав гражданина, чего совсем не требуется в обществах авторитар­ного типа. Демократия открыла, что суд является наиболее цивили­зованным способом решения конфликтов между гражданами, и по­тому именно из Афин пришли к нам первые образцы судебного красноречия.

Другим достижением демократически мыслящего Солона стала реформа экклесии — вече, которое существовало еще при басилеях-царях как пережиток родо-племенной организации. Солон лишил Ареопаг — мощнейший рычаг аристократии в государстве — основных политических функций и передал их экклесии, оставив за прежним судом лишь решение дел о святотатстве. Теперь именно вече принимало решения о войне и мире, об отношениях с другими государствами, о праве высылки, выбирало должностных лиц и осуществляло контроль за их обязанностями.

В последние годы существования афинской демократии Демосфен упрекал афинян за неразумное использование свободы слова, предоставляемой не только гражданам: «Свободу ре­чи во всех других случаях вы считаете настолько общим достояни­ем всех живущих в государстве, что распространили ее и на иностранцев, и на рабов, и часто у нас можно видеть рабов, которые с большей свободой высказывают то, что им хочется, чем граждане в некоторых других государствах». Теперь магистра­ты (должностные лица) добивались назначения народным собрани­ем и отчитывались перед ним в своей деятельности с помощью ре­чей. Поскольку в экклесии могло одновременно присутствовать до 3000 граждан, принимавших решения, роль политического оратора непомерно возросла.

Наконец, совет, или буле, тоже был создан Солоном, изъявшим право на подготовку дел для слушания их в народном со­брании у Ареопага и передавшем это право специальному совету. При Солоне в совет избирались 400. Клисфен увеличил его до 500 (по 50 от каждой филы), и под этим названием совет вошел в историю. Совет пятисот стал выс­шим административным органом демократических Афин, в котором все решения принимались коллегиально и умение убедить в своей правоте стало главным оружием политика. Десятая дежурная часть Совета пятисот называлась пританией и по очереди выполняла го­сударственные функции в течение 1/10 части года (35—36 дней).

В результате демократических реформ, проводимых в Афинах в конце VI—начале V в. до н.э. ораторское слово превратилось в необходимое звено государственной системы. Несомненно, сама структура афинской рабовладельческой демократии способствовала развитию ораторского искусства: дебаты в народном собрании, Со­вете пятисот, в суде присяжных, необходимость отстаивать свои взгляды и убеждать в своей правоте слушателей вознесли на неви­данную доселе высоту роль звучащего слова. Не случайно богиней-покровительницей ораторов была избрана Пейто (πειθω — убеж­дать, уговаривать), харита убеждения.

Ораторы времен Петра Первого

В это время появляются такие известные труды, как Риторика М.И. Усачева, риторическое сочинение Ф. Прокоповича. Риторика М.И. Усачева была издана в 1699 году. В начале XVIII в. сподвижником Петра I Феофаном Прокоповичем было создано риторическое сочинение (на латинском языке), которое представляло собой запись лекционного курса, прочитанного Ф. Прокоповичем в 1706-1707 г.г. в Киево-Могилянской академии.

Феофан Прокопович (1681-1736) начинал свою деятельность в Киеве. Петр I вызвал его в Петербург, где Феофан стал одним из высших иерархов русской православной церкви, правой рукой Петра в осуществлении его преобразовательной политики. Он был блестящим церковным оратором, причем его искусно построенные проповеди (слова) были не столько богословскими поучениями, сколько выступлениями политика. Характерны заглавия наиболее прославленных из них — «Слово о власти и чести царской», «Слово похвальное о флоте российском». Классическим образцом риторической ораторской прозы было слово, произнесенное Прокоповичем на погребении Петра I (1725). Здесь он с большим художественным мастерством и полнотой раскрыл историческое значение его реформаторской деятельности. Из-под пера Феофана вышел также ряд правительственных документов. В них он внес страстность публициста, гордящегося возросшей благодаря Петру международной ролью России, острый обличительный сарказм по адресу противников преобразований, ревнителей старины.

В трактате «Правда воли монаршей», написанном в связи с судом над царевичем Алексеем, Феофан коснулся проблемы, издавна волновавшей русских писателей и публицистов, а в XVIII в. поставленной заново историей и ставшей одной из центральных проблем эпохи: каковыми должны быть идеальный государь, отношения его к своим подданным и их обязанности к нему. Первейший долг такого государя, согласно Феофану, — «всенародная польза». В то же время — это государь-самодержец: «не может народ повелевать что-либо монарху своему». Такая трактовка абсолютизма в тогдашних условиях развития России была исторически оправданна: петровский абсолютизм выступал «как цивилизующий центр, как объединяющее начало общества». В дальнейшем в зависимости от изменения общественных условий тип идеального монарха в представлении литературы, публицистики, театра подвергнется существенной эволюции. Расширится и содержание понятия «народ», в которое Феофан вкладывал ограничительный смысл, разумея дворянство, высшие круги духовенства, именитых представителей купечества.

Выступал Феофан и как теоретик литературы и ораторского искусства. Составленная им «Поэтика» была посмертно напечатана в 1786 г. «Риторика» Феофана осталась неизданной до 1982 г. и была известна лишь в выдержках и изложении. Оба труда, написанные на латинском языке, сложились из лекций. Несмотря на то что лекции не были напечатаны при жизни автора, идеи их получили достаточно широкое распространение, так как в обеих существовавших в России в то время духовных академиях — киевской и московской Славяно-греко-латинской, а также в ряде других училищ теорию словесности преподавали ученики Феофана, опиравшиеся на его лекционные курсы. И в «Поэтике», и «Риторике» Феофан популяризирует теоретиков античности, Возрождения, барокко. Его «Поэтика», подобно всем школьным поэтикам XVII-XVIII вв., рационалистична и нормативна. Он признает искусство, утвержденное определенными правилами и наставлениями, искусство, приносящее «услаждение и пользу», но поддерживает и принцип правдоподобия. Порицает Феофан «буйство» слога, «темноту» стиля, неумеренное употребление тропов и фигур, различные виды «трудных пустяков» и «куриозных» стихов.

Теория красноречия М. В. Ломоносова.

Считается, что именно М.В. Ломоносов положил начало научной русской риторики, написав Краткое руководство к красноречию (1748г.).

Риторика М.В. Ломоносова состоит из трех частей:

О изобретении,

О украшении,

О расположении.

Основные теоретические положения риторики в книге М.В. Ломоносова сопровождаются цитатами из сочинений знаменитых писателей Древней Греции и Древнего Рима, Средневековья, эпохи Возрождения и Нового времени, данными в авторском переводе. Много в учебнике примеров, написанных самим Ломоносовым, в том числе стихотворных.

В Кратком руководстве Ломоносов дает следующее определение риторики: Красноречие есть искусство о всякой данной материи красно говорить и тем преклонять других к своему об иной мнению.

Следовательно, по Ломоносову, риторика есть искусство убеждения. Именно М.В. Ломоносов утвердил в употреблении термин красноречие, выбрав его из длинного ряда синонимов. Интересно, что М.В. Ломоносов различал термины:

риторика наука, учение, правила,

красноречие искусство, умение красно говорить, а также тексты словесности.

Краткое руководство к красноречию издавалось при жизни Ломоносова не менее трех раз. Все позднейшие русские риторики основывались на этом труде М.В. Ломоносова. Многие высказывания Ломоносова современны и сегодня. Так, например, для красноречия, по Ломоносову, необходимы прежде всего дарования

душевные (острый ум и память),

телесные (громкий голос, долгое дыхание, приятная внешность и осанка).

Однако одних природных качеств недостаточно, чтобы стать оратором. Одним из важнейших требований теории красноречия является знание элементов и структуры публичной речи. В Риторике Ломоносова предлагается строить речь из четырех частей:

вступление,

пояснение,

утверждение,

заключение.

Указаны задачи каждой части, даны советы, как каждую из них произносить. Много внимания уделено логической значимости аргументов, а также средствам усиления эмоциональности речи. Оратор должен влиять и на разум, и на чувства слушателей. А чтобы разбудить чувства, нужно глубоко знать нравы человеческие, учитывать состояние, возраст, пол слушателей. Наиболее содействуют возбуждению страстей

образность речи,

выразительность стиля,

убежденность оратора.

В своем учебнике Ломоносов приводит очень много метких и полезных наблюдений, советов оратору, предвосхитив целый ряд закономерностей, которые спустя многие десятилетия будут сформулированы социальной психологией, теорией управления и другими науками.

Правила высшего красноречия Сперанского

Будучи преподавателем красноречия в Александро-Невской семи­нарии Сперанский написал трактат «Правила высшего красноречия» (1792). Эта книга посвящена искусству церковной проповеди. Сочинения отличают авторская наблюдательность, эрудиция, изысканность формы и выражения.

Сперанский основанием красноречия считал страсти. Сильные эмоции и живое воображение для оратора совершенно необходимы. В самом деле, примечено, что у самых грубых народов вырывались черты, достойные величайших ораторов. Сперанский писал: «Поставьте дикого, рожденного с духом патриотизма и независимости и снабженного сильным воображением в такое же сопряжение обстоятельств, в каком стоял Демос­фен, растрогайте его страсти, и дайте свободно излиться его душе: и вы увидите в нем мысли высокие, сильные, поражающие». Всё различие между ним и Димосфеном со­стоять будет только в том, что его мысли будут без связи, без ис­кусства; его речь будет сильна, но отяг­чена повторениями, без гармонии.

Сперанский дает такое определение красноречию: красноречие есть дар потрясать души. Нельзя обучить красноречию, так же как нельзя обучить иметь бли­стательное воображение и сильный ум. Но можно научить тому, как пользоваться этим даром. Это и есть риторика.

Сперанский различает два способа воздействия на слушателей: философский и церковный: в первом случае говорят уму, во втором – сердцу. Если оратор говорит лишь о мнениях философов, о причинах и со­мнениях, убеждениях, возбудит ли он страсти и чувства аудитории? Его примеры облегчат воображение, но восполят ли они его? Оратор просветит ум, но что он скажет сердцу? – вопрошает Сперанский в своей книге.

В церковном же слове нравственные истины просты и известны всем. Слушатель приходит в церковь с готовою истиною, но она в нем мертва и задачей проповедника является оживить ее.

Далее я приведу краткую характеристику основных частей речи как это представил Сперанский в «Правилах».

Вступление должно быть простым, оно не должно слишком далеко начи­наться от темы и не должно слишком близко к ней подходить.

Не стоит мудрить в приготовлении втсупления. Для начала надо познакомиться с своим слушателем, при­учить его за собой следовать. Когда слушатель войдет в образ ваших мыс­лей, то те понятия, которые вначале показались бы ему непонятными, будут тогда вразумительны, так как он поймет их значение и точку, с которой следует их рассматривать.

Далее Сперанский говорт о «страстном слове». Ора­тор должен сам быть пронзен страстью, когда хочет родить ее в слу­шателе. Спокойная душа совсем по-другому смотрит на предметы, иначе мыс­лит, иначе обращается, иначе говорит, нежели душа, потрясаемая страстью.

Итак, можно выделить главные черты в рассуждении о страстном:

Страстное должно занимать главное место в доказательствах.

Основа страстей есть чувствительность и воображение.

Чувствуй, ежели хочешь, чтоб другие с тобой чувствовали.

После вступления и доказательств следует третьея и последняя часть речи – заключение.

Сделать заключения сухими и холодными значит потерять плод своего слова. Сперанский пишет: «Слушатель в продолже­ние речи был движим вместе с вами страстью. Сердце его, ослабев­шее от потрясения, уже готово сдаться — для чего не пользу­етесь вы его расположением? для чего погашаете вы огонь в то са­мое время, как он должен быть в величайшей своей силе? Вот что значит разрушить своими руками собственное свое творение».

Сперанский выделяет два главных правила для расположения мыслей:

Все мысли в слове должны быть связаны между собою так, чтоб одна мысль содержала в себе, так сказать, семя другой.

Второе правило в расположении мыслей состоит в том, чтоб все они подчинены были одной главной.

Далее Сперанский рассуждает о виде оратора вообще.

Далее автор говорит о трех состовляющих вида оратора: о лице, о голосе и о выговоре.

Кто чувствует, и чувствует сильно, у того лицо есть зеркало души. Язык лица всегда признавался наиболее верным толкователем душевных чувств. Часто один взгляд, одно движение брови говорит больше, чем все слова оратора; а особенно глаза, орган души столько же силь­ный, столько же выражающий, как и язык, должен следовать за всеми движениями оратора и переводить слушателям чувства его сер­дца.

Счастлив тот, кого природа одарила гибким, чистым, звонким голосом, замечает Сперанский. Древние настолько уважали этот дар, что изоб­рели особую науку делать его приятным. Частое упражнение, напряжение груди и вкус в музыке могут дополнить или скрыть недостатки природы. Но мы слишком мало заботимся о всех этих наружных дарованиях оратора, может быть, потому, что слишком мало знаем человеческое сердце и не понимаем что существо красноречия основано на страстях и, следова­тельно, на предубеждении, а потому по большей части на наруж­ности.

Твердый язык, выливающий каждое слово, не стремительный и не медленный, дающий каждому звуку должное ударение, есть необходимая часть для оратора. Часто мы слушаем с удо­вольствием разговаривающего человека только потому, что его язык оборотлив и выговор тверд.

И в заключении Сперанский говорит, что тот, кто хочет иметь дело с людьми, необходимо должен мыслить хорошо, но говорить он должен еще лучше.